Секс истории мой денщик

Спасибо за оценку. Хочу уточнить, разве генералу-губернатору не полагался денщик в звании унтер? Хотя бы в сериале Адьютант его превосходительства были даже два офицера. Конечно, я не знаток военной истории, оспаривать не берусь. В моей писанине меня привлекает больше взаимоотношения героев, чем прочие подробности сюжета. Так что принимаю критику любого направления.Согласен, что погружаясь в столь дальнюю эпоху, неплохо бы знать мат часть более подробно. Одно тешит, что в книгах прозаиков особо не заостряются нюансы в описаниях. (Куприн, Чехов, Бунин)..... 😊😉👍

Моей голове, до физической тошноты, недоумение заполнило меня всего. Я думал, что если бы под страхом смертной казни я должен был рассказать в эту минуту подробный ход событий, я бы не мог их передать, память моя отказывалась логически работать. Я сидел, уныло повесив голову, а в коридоре теперь уже явно различал английскую речь — один из голосов принадлежал Флорентийцу, а другой был всё тот же чудесный металлический баритон, ласкающий, мягкий; но, казалось, прибавь этому голосу темперамента, — и он может стать грозным, как стихия. “Нельзя же так сидеть растерянным мальчиком.Надо выйти и убедиться, кто же говорит с Флорентийцем”, — продолжал я думать, напрасно стараясь отдать себе отчёт, когда точно я видел мнимого дервиша, сколько прошло времени с тех пор, мог ли он очутиться здесь сейчас. Только я решился выйти из купе, как дверь открылась, и вошёл Флорентиец.Его прекрасное лицо было свежо, как у юноши, глаза блистали, на губах играла улыбка, — ну, век смотрел бы на это воплощение энергии и доброты; и никогда не поверил бы, как сурово серьёзно может быть это лицо в иные моменты. Он точно сразу прочел все мои мысли на моём расстроенном лице, сел рядом, обнял меня и сказал: — Мой милый мальчик! События последних дней могли расстроить и не такой хрупкий организм, как твой. Но всё, что ты испытал, ты перенёс героически.Ни разу страх или мысль о собственной безопасности не потревожили твоего сердца. Ты был так верен делу спасения брата, как только это возможно. Теперь я узнал о судьбе обоих Али и их домочадцев. И он рассказал мне, как Али с племянником, проводив нас и дервиша, вернулись в город.Там они вывели из дома всех людей и спрятали их в глубоком бетонном погребе, под каменным сараем в самом конце парка. Туда же успели вынести из дома наиболее ценные ковры и вещи, замаскировав вход так, что найти его никто не мог. Там, в этом погребе, Али и все его домочадцы провели страшную ночь, когда толпа дервишей и правоверных кинулась на его дом. Ужасов, неизбежных в этих случаях, — как выразился Флорентиец, — он не стал мне рассказывать. Власти, услыхав, что религиозный поход принимает колоссальные размеры, — а это уже никого не устраивало, — разослали по всему городу патрули. Но патрули вышли тогда, когда домАли был уже подожжён со всех концов. С домом брата фанатики поступили так же. Сухой как щепка старый дом сгорел дотла.Но тут несчастья было больше. Подкупленный денщик пустил вечером кого-то в дом, якобы осмотреть драгоценную библиотеку брата. Вошедшие стали угощать его вином, до которого он был великий охотник, очевидно угостились и сами на славу.Как было дело дальше, никто толком пока не знает.Но факт, что двое там сгорели, а денщик еле выскочил из огня. Ему рамой расшибло голову, когда он выпрыгивал. Еле добравшийся до задней калитки сада, полуодетый, окровавленный, почти в безумном состоянии, он был подобран проходившим патрулём и доставлен в госпиталь.Там в бреду всё повторял: — Капитан…барин… брат… Они насильно лезли.— И снова: — Капитан…барин… брат… Я их не пускал… Они подожгли. Военный доктор, узнав от солдат, что больной им известен, что это денщик

Нравилось?» и непременно что-нибудь ординарное надумаешь. Так ведь для ординарного немного нужно: вышел за ворота и свистнул. А чтобы обстановочка какая-нибудь, чтобы, например, постелька как следует, занавесочки, стол, самоварчик, чай, кофей – «Хорошо ли ты, мой друг, почивал?» – этого и в воображении не было. Растянешься на диване, как одер, под головой замасленная кожаная подушка – и дрыхнешь. А в передней, на голой доске, денщик во сне стонет. Встанешь – и умываться не хочется. Чай денщик подаст: «Черт тебя знает, скотина, чего ты в чай мешаешь!»И все-таки скажу: лучше в нашем звании так прожить, нежели на семейную жизнь соблазниться. Иной не воздержится, женится – и что же выйдет? Девочка-то, как замуж выходила, ровно огурчик была, а через два-три месяца, смотришь, она уж в каких-то кацавейках офицеров принимает: опустилась, обвисла, трубку курит, верхом на стул садится. Халда халдой».«В последнее время начали при полках исправные библиотеки содержать. Это бы хорошо, да как себя на старости лет принудить читать? Возьмешь газету – везде словно концы рассказывают, а начала не знаешь. Воспитание-то я «домашнее» получил, а потом – прямо в полк. Так даже стихов никаких не знаю. Помню, что под венгерца ходил, поляка два раза усмиряли, с туркой за ключи воевали,* а француз с англичанином помогали ему… Помню, потому что сам там был, а что и как – спросить не догадался. Начальство приказывало – вот и все. Поэтому, как стали насильно заставлять газеты читать, все и ищешь: где же начало?В то время как нас пять майоров в полку было, достал один майор историю Карамзина: «Давайте, братцы, читать!» Как дошли мы до Святополка Окаянного*, так оно на меня подействовало, что я и во сне, и наяву, все, бывало, Святополка Окаянного вижу. Кого ни встречу, офицера, помещика, солдата, – всем про него рассказываю. А через неделю меня и самого стали Святополком Окаянным честить. На этом и

7.ХIХ век. Россия. Поезд Москва - Петербург. Вагон. Купе. На третьейполке дрыхнет денщик. На первой - боевой генерал, весь в медалях, навторой - поп, напротив - попадья с дочкой. Грохот, треск. Сверзаетсявниз денщик:- Господин генерал, разрешите поссать.- Иди.Кряхтя, спускается поп:- Ну как ему не стыдно! Вот вы, боевой генерал, грудь медалями украшена,кровь за родину проливали, а он при вас - поссать. Я, святой отец,за дела ваши грешные молюся, лысину учением нажил, а он при мне - поссать.Жена моя, честная женщина, девушкой за меня вышла, не изменяла ни разу,дочь родила, а он при ней - поссать. Дочь моя, голубица непорочная,греха не знающая, а он при ней поссать.- Ну успокойся, папаша, внушение сделаю.Грохот, треск. Врывается денщик.- Господин генерал, разрешите доложить - поссал!Генерал, со строгим видом:- Ах ты, ёб твою мать, пиздоглазое мудоёбище! Я тебе кто, боевой генерал,или хер собачий? Кровь за Родину проливал, грудь медалями расхуячена,а ты при мне - поссать. Это тебе что, конская залупа на солнце блестит,или лысина отца святого за дела наши блядские лоб расшибшего? А тыпри ём что - поссать. Это тебе кто, блядь подзаборная, или жена отцасвятого, пизду соседу не дававшая, дочь невесть как породившая, а тыпри ей поссать... Это, по твоему, кто, потаскуха малолетняя или дочьотца святого, греха не знающая, хуя во рту не державшая, а ты при ейчто - поссать!.. Марш на третью полку и не ссать до самого Петербурга!Старикашка Ю

Сказано об этом. Я их вместе с чалмами и запер в шкафу.Вернее, похоронил, так как теперь уже не сумею поднять стену, — улыбнулся я. — Этому делу помочь просто, — возразил мой гость. Тут вошёл денщик и спросил разрешения пойти на базар.Я дал ему денег и велел купить самых лучших фруктов. Когда он ушёл, закрыв за собой дверь чёрного хода, мы прошли с гостем в гардеробную брата. — Вы и дверь не закрыли на ключ? — сказал он мне. — А если бы ваш денщик полюбопытствовал заглянуть в гардеробную? Он покачал головой, а я ещё раз понял, насколько же я рассеянный. Я зажёг свет, гость мой наклонился и указал на стенке в том же ряду, где я отсчитывал девятый цветок снизу, на четвёртом цветке такую же, еле заметную кнопочку. Нажав её, он выпрямился и остановился в спокойном ожидании. Как и в тот раз, лишь через несколько минут послышался лёгкий шорох, между полом и стенкой образовалась щель. Движение стенки всё ускорялось, и наконец она вся ушла в потолок. Я отпер дверцы шкафа и достал чалмы, непочтительно валявшиеся на дне его. Мой гость ловко отстегнул обе булавки, мгновенно сам нашёл футляры, уложил в них броши и спрятал футляры в свой карман. Потом вынул флакон с жидкостью, который я поставил сюда вчера, и тожеположил его в карман. — А в туалетном столе вашего брата вы не разбирали вещи? — спросил он меня. — Нет, — отвечал я.— Я туда не заглядывал, в письме об этом ничего не сказано. — Давайте-ка посмотрим, нет пиитам чего-либо ценного, что могло бы пригодиться вашему брату или вам впоследствии. Разговаривая, мы вернулись в комнату. Мысли вихрем носились в моей голове, — почему надо искать ценности? Почему может что-то пригодиться «впоследствии»? Разве брат мой не вернётся сюда? И что же будет со мною, если он не вернётся? Все эти вопросы точно горели в моём мозгу, но ни на один из них я не мог себе ответить. Мне было чудно, что человек, вместе со мной роющийся в ящиках, мне совершенно чужой; а всё же полная уверенность в его чести и доброжелательности, сознание, что он делает именно то, что нужно, и так, как нужно, не нарушались во мне ни на минуту. Из ящиков гость вынул несколько флаконов, и мы разместили их по своим карманам. Среди всяких коробочек он нашёл плоский серебряный футляр с эмалевым павлином. Распущенный хвост павлина сверкал драгоценными каменьями.Это было чудо художественной ювелирной работы.Тут же висел крошечный золотой ключик на тонкой золотой цепочке. — Ваш брат позабыл второпях эту чудесную вещь, которую он получил в подарок и которой очень дорожит. Возьмите её, и если жизнь будет милостива ко всем нам, — когда-нибудь вы передадите её брату, — проговорил мой чудесный гость, подавая мне футляр с ключиком. При этом он нежно, ласково коснулся обеими руками моих рук. И такая любовь светилась в его прекрасных глазах, что в моё взбудораженное воображение и взволнованное сердце пролилось спокойствие. Я почувствовал уверенность, что всё будет хорошо, что я не один, у меня есть друг. Мог ли я тогда думать, сколько страданий мне придется пережить?